Сначала это были раздражение и досада, такие же, как вызывают анархисты в замотанных лицах, кричащие "долой государство", "свободу людям", "власть народу" и прочие фразы, причиной появления которых, наверное, является бурлящая кровь, жажда борьбы и глупость. Почему-то я воспринял эту песню как крик революционера, поливающего злобой всё и всех без разбора, жаждущего сравнять с землёй и взрастить заново. Но это было как-то неожиданно. При таком взгляде песне чего-то не хватало.
А потом я понял. Это не революция, это – песня-стёб. Песня-насмешка над людьми-овощами, плывущими по течению. Над дееспособными зрителями "субботнего вечера" и программы "Максимум". Над людьми, посещающими музеи по команде раз в год майской ночью. Над людьми, которые "путешествуют", вершат великие дела и проводят новогодние каникулы на любимом диване, раскрасневшись от алкоголя. Над людьми, мечтающими наконец дожить до пенсии. И поёт эту песню человек, вынырнувший из борща и глянувший на всё сверху.
А потом я снова всё понял. Это не песня-стёб. Это песня-грусть. Песня о тоске, вызываемой непреодолимой силой государства-поварёшки. Песня о тесноте в сердце от груды задавленных, нереализованных желаний. Песня про грусть и тяжесть в душе, про слабость от невозможности вырваться из кастрюли. И про итоговый выбор самой бесполезной в борще роли – роли молодого зелёного огурца.
Жалею об одном – о том, что нет способа делиться ощущениями без дополнительных преобразований. Как бы я хотел узнать правду, почувствовать тот набор эмоций, что позволили Павлу написать эту песню! Не пытаться обдумать и выразить словами мысли и чувства от песни, а прикоснуться к оригиналу и понять всё мгновенно.